– Конечно – как медведь после спячки.
– Сейчас я что-нибудь приготовлю. Я купила мяса, придется подождать.
Собственно, я утром слегка позавтракал с Эльжбетой, потом – чашка эрзац-кофе. Что это для мужика? Слону дробина!
Когда с кухни стали доноситься непередаваемые мясные ароматы, я не выдержал.
– Эля, я исхожу слюной – так есть хочется!
– Как ты меня назвал?
– Эля – это я сокращенно.
Глаза ее на мгновение затуманились.
– Меня так мама в детстве называла.
– А сейчас как?
– Никак, ее немцы в 40-м в Освенцим забрали.
– Прости, я не знал.
Вот почему, наверное, она с нами сотрудничает и немцев ненавидит, а может – и другие причины есть. Плохо, что мне почти ничего не сообщили об агенте – легче было бы работать.
Наконец мясо в духовке дошло. Я наелся, уполовинив кусок, Эльжбета поклевала немного.
– Ты на меня не смотри, я в пивной перекусила, а мужчина должен кушать.
Уговаривать меня и так не надо было – проголодался за день.
Мы улеглись спать. То ли переспал я днем, то ли близость Эльжбеты – она спала в соседней комнате – беспокоила, но, в общем, уснуть я не мог, крутился на постели. А через час Эльжбета сама ко мне пришла, юркнула под одеяло.
– Что ты как неживой? Я ведь женщина, одиноко мне. А ты как чурбан, все о делах.
Не чурбан бесчувственный я, просто приставать счел неудобным: прежде всего – дело, а любовные интрижки ему всегда мешают. Но уж если сама пришла, то почему нет?
Женщины у меня давно не было, и я с удовольствием вдыхал аромат ее волос, запах тела. Женщины не так пахнут, и кожа у них нежная, гладкая. В общем – забылись мы лишь под утро. Я ведь во вражеском тылу, а расслабился.
Разбудила меня Эльжбета.
– Вставай, медведь, всю меня измял.
А сама улыбалась, довольная.
Только мы умылись, оделись и сели завтракать, как раздался стук в дверь. Эльжбета пошла открывать, а я метнулся в маленькую комнату, схватил автомат и замер за косяком двери.
Слышался тихий разговор, но слов разобрать было невозможно. Затем – шаги, легкие – Эльжбеты, и тяжелые, мужские.
– Федор, выходи.
Ой, я же по документам – Федор!
Вышел, держа в руке автомат. А это сам начальник штаба власовского полка пожаловал.
– Здравствуйте, Федор.
– И вам доброго дня, Василий Иванович.
– С плохими известиями я к тебе пришел.
– Не согласились офицеры?
– Не в этом дело. Приказ утром из штаба РОА пришел, от самого Власова. Только ведь он – передаточное звено и сам ничего не решает. Какой приказ из ставки фюрера придет, такой он и примет к исполнению. Проблема в том, что нас перебрасывают на Запад против американцев да англичан. Видно, в самом деле не доверяет Гитлер РОА. А впрочем, после покушения и неудач на Восточном фронте он сейчас и в армии своей разочарован, и в полководцах. Только ваффен-СС верит. Что делать будем?
– С офицерами разговаривал?
– С двумя только успел. Не могу же я собрать весь офицерский состав на совещание с повесткой дня «Переход линии фронта и сдача в плен войскам Красной Армии»?
– Разумно. Но ведь и приказ Гитлера или Власова я отменить не могу. Придется выполнять. За неисполнение приказа в условиях военного времени немцы могут покарать жестоко – вплоть до расстрела. А сдаться можно американцам или англичанам. Я свяжусь со своими, и позже мы вас найдем. Запомните пароль для связи с Москвой по рации: «В Варшаве дождь». Отзыв: «У нас есть зонтик». – Я назвал частоту передатчика. – Москва на связи постоянно. Что она решит, мне неизвестно. Человек на рации свой, надежный.
– Начальник радиостанции и радист – мои люди, сам подбирал.
– Отлично, хотя бы проблем со связью не будет. Тогда – удачи, и прощайте!
– И тебе счастливо до своих добраться. Мы завтра уходим, сегодня в эшелоны грузиться будем. Потому в форме этой послезавтра в городке появляться опасно, могут за дезертира принять.
– Спасибо за подсказку.
Указаний следовать за власовцами я не имел и потому должен возвращаться назад. Нехорошо получалось: до власовцев добрался, с начальником штаба переговорил, а результатов никаких – ни «да», ни «нет». Такой вариант майор Бодров со мной даже не обговаривал. Придется возвращаться несолоно хлебавши. Первое задание в новом отделе – и, счи-
тай, провал. Настроение упало. Я задумался. Как теперь выбираться? Я надеялся, что власовцев отправят на Восточный фронт, я пойду с ними, а там уж, после связи с Москвой, нам устроят «коридор». Получается, снова в одиночку назад.
– Чего задумался, Федор?
– Думаю, как назад выбираться.
– Может, у меня останешься? Ваши все время наступают, глядишь – через неделю-две никуда идти и не надо будет – рисковать. Здесь их встретишь.
– Невозможно. Спросят ведь – что две недели делал, почему бездействовал?
– Ты мужчина, раз так решил – действуй. Когда уходишь?
– Сегодня – сейчас.
Эльжбета пустила слезу.
– Ну почему так? Только познакомишься с порядочным мужчиной, как сразу его теряешь?
– Жизнь – штука сложная.
– Ты женат?
Я отрицательно покачал головой. Эльжбета вытерла слезы.
– Мне скоро на работу – пойду соберу тебе поесть в дорогу.
Она завернула в пергаментную бумагу кусок вчерашнего мяса, пару вареных яичек, полбуханки хлеба.
– Вот, кушай и вспоминай меня. Ты ведь даже не обещаешь вернуться, медведь.
– Служба такая. Откуда мне знать, где я буду через месяц или два. Может, меня к тому времени и в живых уже не будет.