«Качай маятник»! Особист из будущего (сборник) - Страница 114

114

– Надо провести следственные действия, задать ряд вопросов, – уклончиво ответил капитан Свиридов.

Полковник понимающе кивнул.

Мы в сопровождении бойца направились к большому бревенчатому сараю. Широкая – метра полтора – дверь была распахнута. Боец показал рукой:

– Здесь хозяйство старшины Измайлова, – и отступил в сторонку, пропуская нас на склад.

Мы со Свиридовым шагнули в дверной проем. На складе было тесно: вдоль стен стояли стеллажи со сложенным стопками обмундированием – гимнастерками, комбинезонами, шлемами, брюками. Поодаль, почти в углу, стоял стол, за которым сидел и занимался бумагами старшина.

Увидев нас, он каким-то звериным чутьем понял – пришли за ним. Старшина выхватил из кобуры пистолет и, не целясь, от бедра, выстрелил. Рядом со мной раздался вскрик раненого Свиридова. Я вскинул пистолет, который держал наготове, и нажал на курок. Тяжелая парабеллумовская пуля ударила старшину в бок, но он успел выстрелить еще раз, перед тем как упасть.

Я подскочил к лежащему на боку старшине, ногой отбросил оружие подальше. На правом боку его расплывалось кровавое пятно. Он еще дышал, но я видел – не жилец.

Обернулся назад. Свиридов сидел на полу, зажимая правой рукой левую, из-под которой на пол обильно капала кровь. Рядом лежал боец, который сопровождал нас от штаба. Ему помощь уже была не нужна, застывшие глаза уставились в потолок.

– Тьфу, б…, просто снайпер какой-то, а не старшина из каптерки, – выругался Николай.

Я достал из кармана перевязочный пакет, поднял рукав гимнастерки капитана. Рана была сквозной. Перевязав руку, спросил Свиридова: – Что дальше делать будем?

– Обыщи сарай, может, что интересное найдешь.

Верно, труп ничего уже не скажет. Так может быть, записи

какие-то есть или другое что?

Я начал обшаривать полки. Стопа гимнастерок, в ней – ничего подозрительного; просмотрел брюки – пусто. В нательном белье, среди комбинезонов – тоже ничего интересного для нас.

В дверной проем влетел встревоженный командир полка.

– По какому поводу стрельба?

Со света он не сразу рассмотрел раненого и убитых, а увидев, задохнулся от возмущения.

– Вы что себе позволяете на территории полка? Зачем старшину Измайлова убили? А солдатик при чем?

– Уточняю, товарищ полковник, солдатика старшина ваш застрелил и товарища капитана ранил тоже он, – строго сказал я.

– Не может быть, я начальству вашему жаловаться буду, рапорт командующему подам о вашем самоуправстве!

Я в это время стал досматривать связки сапог, что лежали в углу, и из одной пары посыпались деньги. Увидев деньги, полковник замолчал, лицо его налилось кровью, побагровело.

– Это еще откуда?

– Как раз про деньги мы и хотели узнать у старшины. Он ваш полк немецким агентам продал. На диверсантов работал.

Полковник осел на табуретку, стоявшую у входа. Кровь от лица его отлила, он посерел. Его можно было понять. За то, что пригрел и не разглядел изменника, в лучшем случае можно было потерять звезды с погон или угодить в штрафбат, в худшем – десять лет без права переписки.

Полковник ясно понимал – репутация боевого командира танковой части под угрозой, честь офицера, которой он так дорожил, поддерживать будет теперь очень сложно и, скорее всего, пострадает его семья.

Я ему не сочувствовал, но прекрасно понимал – сам воевал. Одно дело, когда ранят или убьют на фронте и родным придет похоронка: «Ваш муж и отец геройски погиб…», и совсем другое – когда осужден трибуналом и сгинул в безвестности в бесчисленных сталинских лагерях.

Когда полковник пришел в себя и заговорил, я не узнал его голоса – осипший голос человека, который вмиг лишился настоящего – звания, должности, наград, уважения сослуживцев, и остался с зыбким будущим. И глаза… Только что, когда он ругался, казалось – они метали молнии, а теперь

выглядели потухшими, даже безжизненными. Они бесцельно блуждали по стеллажам, стопкам купюр на столе, окровавленному телу старшины на полу… Никогда раньше я не видел такой метаморфозы за столь короткое время.

Осмотрев стеллажи, я перешел к столу. Открыл ящик. В бумагах сразу не разобраться – отчеты, накладные, табели выдачи имущества.

Спертый воздух каптерки прорезал крик Николая:

– Не-ет!

И сразу ударил выстрел. Я дернулся, схватился за пистолет, обернулся. Полковник лежал на полу, из виска его толчками выплескивалась темная кровь, в правой руке был зажат табельный «ТТ». Застрелился! Нам только этого ЧП не хватало, теперь придется объяснительные писать. С виду – крепкий мужик был, а вот нервы не выдержали.

Я выгреб из стола все бумаги, свалил их в наволочку.

– Едем. Тебе, Николай, в госпиталь надо – пусть посмотрят. А мне к Сучкову – рапорт писать, видишь, как обернулось-то… Агента живьем не взяли, полковник при нас застрелился. Короче – оплошали мы. А все я виноват, поторопился. Можно же было старшину в штаб вызвать и там аккуратно взять.

Свиридов скривился:

– Ты еще поплачь, а потом, как полковник, застрелись! Чего запричитал, как баба! Прокололись, да! И за это спросят! Только не старуху беззащитную – вражеского агента убили! На фронте убил немца – герой, а у нас?

– Потому как служба у нас другая, Коля. Раз дело до стрельбы дошло, стало быть, мозгами мало работали. Стрельба – значит, плохо к операции подготовились.

Я помог Николаю встать, схватил наволочку с бумагами и, поддерживая капитана под локоть здоровой руки, направился к машине. Усадив Николая в кабину, забросил наволочку с бумагами в кузов.

114